Прошлое любой семьи влияет на нашу сегодняшнюю жизнь. Трагические события, произошедшие с предками, так или иначе, воздействуют на наш жизненный путь. Вот и в моей настоящей жизни отразилась печальная семейная история моих родственников по материнской линии, происходившая в 1930-е-1940-е годы. Дело в том, что семья моего прадеда в полном составе была репрессирована: все члены семьи, вплоть до грудных детей, были объявлены «врагами народа», имущество их было конфисковано, а сами они были высланы из родного края на целинные земли Северного Казахстана. Трое братьев и сестер бабушки не выдержали суровых условий ссылки и умерли от голода. Старший брат бабушки – Василий - расстрелян.
Буквально неделю назад мне пришлось прочувствовать так называемую «родовую динамику» и реально пережить те чувства, которые испытывал брат бабушки перед своей насильственной смертью.
Моя проблема со стороны кому-то показалась бы несерьезной. Дело в том, что в своей более, чем 10-летней московской жизни, я всегда испытывала большие проблемы с успешным нахождением пригодного съемного жилья. Словно специально я долгие годы собирала весь негативный опыт общения с риелторами-мошенниками, неадекватными хозяевами, асоциальными соседями.
В какой-то момент мне удалось устроиться жить в ведомственное общежитие организации, где я работала, и после многолетних мытарств с поисками жилья, это стало счастьем. Правда, ежегодное продление моего проживания в этом общежитии не обходилось без проблем. Для других работников подписание в начальственных инстанциях ходатайства о разрешении проживать в общежитии было простой формальностью. Мои же документы всегда подписывались с большим трудом. Предки словно бы участвовали в этих процессах, как будто говоря – смотри, как нам трудно было оказаться выселенными с родной земли, чувствуй, как нам было больно остаться без крова. Все эти динамики время от времени мы прорабатывали с психотерапевтом методом семейной психотерапии. Благодаря этим сеансам я постепенно училась видеть в встречающихся мне начальниках не каких-то подонков, регулярно пытающихся лишить меня крыши над головой, а нормальных людей, никак не связанных с комендантами и охранниками спецпоселения, где проходила некогда ссылка моих родных. Я училась спокойному поведению, тому, что не надо защищать свои права не на жизнь, а на смерть, лояльному отношению к руководству, что для меня, учитывая мою семейную историю, было достаточно непростым делом.
Очередное недавнее продление моего проживания в общежитии, вновь оказалось для меня трудной задачей. Руководство моего предприятия в связи с запуском нового производственного корпуса переселили в другое место. Это было отдельное крыло здания с полутемными коридорами, бесконечной анфиладой дверей, наглухо захлопывающихся сразу после вхождения в этот коридор. И тут я физически ощутила, что, несмотря на то, что знакома с этими начальниками уже не первый год, я просто физически не могу находиться в этом пространстве. Конечно же, начальников надо было дожидаться в данных коридорах, переносить бумаги из одного кабинета в другой и т.д. Но как только я попадала в это новое пространство – у меня обнаруживался какой-то животный страх смерти – пульс учащался, в животе начинались схваткообразные боли, сама я начинала дрожать мелкой дрожью. Естественно, в таком состоянии решать какие-либо вопросы было невозможно. Едва оказываясь в этих сумрачных коридорах, я в ужасе бежала оттуда, не понимая – что со мной происходит.
На сеансе психотерапии мы с психологом Ириной Ивановной стали разбираться – что со мной происходит? Откуда у меня взялся этот страх смерти, страх, что меня сейчас убьют в этих коридорах. Конечно же, это были не мои чувства, а опять-таки сработали родовые динамики.
Как выяснилось, я заимствовала и приняла на себя чувства бабушкиного брата Василия, которого расстреляли, а до этого, вероятно, водили по похожим коридорам. И он понимал – куда и зачем его ведут и в той ситуации, конечно же, боялся смерти.
Надо сказать, что этот мой двоюродный дед был, как и вся моя родня реабилитирован в 1990-е годы. Как рассказывала мне бабушка, брат был очень прямым человеком, неосмотрительным и неосторожным, находясь даже в кулацкой ссылке. Это и стоило ему жизни. У Василия были золотые руки и приятный бархатный голос. В свои 20 лет он работал в поселке ссыльных на радиоузле монтером – чинил и проводил радио по всей спецтерритории. Василий рвался на фронт, у бабушки сохранился черновик его письма в НКВД с прошением разрешить пойти на фронт добровольцем, но его, как ссыльного «врага народа» никто туда не пускал. Спецпоселенцам было запрещено давать в руки оружие и призывать на фронт вплоть до середины 1942 года когда по этому поводу вышел специальный разрешающий указ Л. Берии.
Василий в 1940-41 гг, благодаря своему замечательному голосу и дикции, был местным «Юрием Левитаном», он читал сводки новостей, рассказывал по радио о незатейливой жизни спецпоселка. Брат бабушки очень переживал происходящее на фронтах, повсеместное отступление советских войск во второй половине 1941 года. Однажды осенью, прочитав очередную сводку, в которой извещалось о том, что немецко-фашистские войска приблизились к Москве, брат не выдержал и на весь поселок по радио добавил – да что ж Сталин-то думает! Нельзя отдавать Москву врагу, никак нельзя!».
Как рассказывает бабушка, они с матерью в этот момент занимались заготовкой дров около землянки, в которой жили. Услышав слова сына по радио, прабабушка заплакала, бросила свои хлопоты и начала собирать вещи сына к ожидаемому аресту. Моя бабушка, тогда бывшая подростком, ничего не могла понять – почему мать плачет, почему брат, пришедший с работы, так напряжен и хмур, почему у него дрожат руки. Под утро за ним пришли представители органов НКВД и арестовали. Прабабушка очень переживала о судьбе своего первенца. Через несколько дней она отпросилась у местного коменданта и поехала в близлежащий город, в тюрьму, куда увезли ее сына, повезла ему посылку – немного домашней еды и кустарно самостоятельно утепленные овечьей шерстью ботинки. Начиналась уже зима, а увели под арест Василия практически разутым – в старых разваливающихся парусиновых летних туфлях. Охранники тюрьмы взяли переданную прабабушкой еду, а ботинки, посмотрев на размер, брать не стали. Тогда-то прабабушка все и поняла – ботинки ее мертвому сыну уже были без надобности.
Много лет спустя бабушка и ее сестры пытались найти братскую могилу, в которой, вероятно, хоронили расстрелянных, но этого так и не удалось. Документы органов безопасности о захоронении «врагов народа» так и остались под грифом «секретно». Затем эти территории оказались под юрисдикцией независимого Казахстана, и выяснить что-либо вообще оказалось невозможным. Мой двоюродный дед Василий был убит за несколько неосторожных слов.
Конечно же, мои чувства от нахождения в коридорах, похожих на те, в которых принималось решение о расстреле двоюродного деда, и затем приговор приводился в исполнение, наверное, по силе и страху все же были не сравнимы с тем, что перед смертью пережил мой родственник. Однако именно эта родовая динамика, память о смерти Василия не давала мне возможности решить свои сегодняшние вполне рядовые вопросы начала XXI века. Проработав эти динамики с психотерапевтом с помощью семейной психотерапии, отдав дань уважения, любви, почтения, скорби моему родственнику, я смогла избавиться от страха перед тем пространством, в котором находились мои современные начальники, от которых зависело решение о моем проживании. Через пару дней я смогла спокойно пройти по этим коридорам, пообщаться с начальниками, не испытывая смертного ужаса и решить все свои проблемы с проживанием.
Примечательно, что еще через неделю министерством, в ведомстве которого находится наше предприятие, было принято решение о передаче данного корпуса другой организации. И все кабинеты наших начальников были переведены в другое открытое очень светлое пространство.
Получилось, что мне нужно было соприкоснуться с тем пространством ранее, чтобы вспомнить и почтить память своего двоюродного деда, безвинно убиенного в сталинское лихолетье. Я помню тебя, Василий Иванович, люблю и скорблю о тебе, покойся с миром. Царствия тебе небесного!
Вот так причудливо порой обнаруживается семейная история почти вековой давности в нашей сегодняшней жизни. Замечательно, что есть специалисты, способные филигранно провести семейную психотерапию и помочь клиенту пережить и освободиться от родовой динамики, препятствующей настоящей гармоничной жизни.
Поделиться с друзьями: